Твердыня грёз  - Елена Маврина

Горан взял девочку под локоть, побуждая идти к округлому фонарю на заборном столбе. В прозрачном стекле, как в аквариуме, плавали белые искры, озаряя двор полумесяцами света. Горан остановился в млечном ореоле, излучаемом затухающими скатами. Злата притихла напротив в замешательстве.

– Так ты расскажешь мне о твердыне? – Её суровые глаза вонзали в него проницательные взгляды, но Горан более не пытался обманывать.

– Зачем тебе знать о ней?

Злата усмехнулась с его напускного удивления:

– В ней исполняется мечта. Об этом все дети знают. В граде ты видел стражей?

– Да. Одного.

Строгость зеленых глаз растаяла в тепле сказочных фантазий.

– Они трёхглавы? От их прикосновений оживают камни? Они могут победить любую болезнь?

– Болезнь? – Горан нахмурился, гадая над мыслями девочки. – Ты явно мало знаешь о цитадели грёз.

– И ты не расскажешь мне?

– Я… – он взял ее холодную ладонь в тепло рук, – принес тебе одну вещь. Она из окрестностей Алефы.

– Правда? – Злата затаила дыхание в радостном предвкушении, позабыв о прежней осмотрительности.

Горан улыбнулся, уступая неподдельному восторгу девчонки, которая впервые раскрыла лучистый нрав, сокрытый скорлупой недоверия. Его рука извлекла из внутреннего кармана частицу метеорита, дороже которого в Царне не обнаружить клада.

– Возьми.

Злата задумчиво отступила.

– Рубин?

– Почти.

– Ничего подобного не видела. Там звезды. Внутри вспыхивают точки звезд! – изумилась она в восхищении. – Он темнеет в твоих руках. – Соболиные брови сдвинулись к переносице.

– Он волшебный. Аль.

Горан притянул её ладонь и вложил в хрупкий изгиб пальцев кулон. Минерал потускнел, треснул угасшим угольком и рассыпался горсткой золы. Злата опустила ладонь, отшатываясь.

– Что это?.. – прошептала в испуге. – Что это с ним? – Чёрные пылинки темнели на её коже сажей. – Он исчез, Горан. Горан?..

– Аль – осколок мертвящей звезды, Злата. Его разрушает прикосновение крадуша.

Обуглившийся кулон вверг Злату в ужас. Она ничего не произнесла в ответ на увещевания кудесника, убежав в дом, словно от преследователя. Горан не настаивал на встрече, заходя в полдень в ремесленную избу ее родителей; часами рассматривая товар и надеясь увидеть девочку, тайну которой грубо потревожил. Горан переживал, но в застенках души таил ликование. Он обдумывал опасное мероприятие. Для его воплощения требовалось узнать о мыслях Златы, о чувствах, сотворённых открывшейся правдой.

Старик Бахарь объявился в Яруге, ходил к управителю. Скоро он придёт за своими книгами, а до той поры Горану представилась редкая возможность ознакомиться с записями блокнота сказочника. Занимательная информация, хранимая в строках взрывоопасными фактами, могла служить на судах мудрецов весомым доказательством вины в смутьянстве – подтверждением содействию коварным замыслам крадушей. Выдержки из манускриптов, древних рукописей и заметки из путешествий рождали в голове иной, нежели в официальных учебниках, образ крадателя душ. Не добрый, не злой. Противоречивый. Почерк Бахаря получалось разбирать с трудом из-за вычурности и диалектных слов провинций. К тому же Горана постоянно отвлекали с домашними поручениями. Натаскавшись воды с окраины леса, он падал вечерами без сил, забывая о головоломках, измышлениях и уникальных наблюдениях скрытного писателя.

В выходной день бабушка с дедушкой ушли на базар за крупами. Солнце золотило стены лучами. Туманы ненадолго уплыли за чернолесье, позволяя жителям степей согреться в слабеющем тепле осени. Горан сидел за кухонным столом и рассматривал листы редчайшего атласа в слановых цепях, сущим чудом сохраненного Бахарем. Размером он немного превышал его ладонь, но вмещал подробные иллюстрации обширных земель Царны.

Дверной молоток возвестил о приходе гостя. Горан спрятал солнечно-жёлтую книгу под расшитую салфетку и тихо приблизился к окну возле двери. На пороге стояла Злата. Обмен недоверчивыми взглядами завершился извиняющимся приветствием Горана:

– Я боялся, что ты уехала. – Он замер у двери, трусливо осязая непогоду мрачного нрава гостьи. – Проходи, – махнул кудесник рукой, приглашая в дом.

Девочка прошла, застенчиво осматриваясь. Распущенные волосы скрывали шрамы на щеках. Горан взял у нее пальто, Злата нервно разгладила ладонями складки длинной юбки синего платья с грубыми лентами шнуровки по линии позвоночника. На ней по-прежнему темнело множество украшений: тонких серебряных колец на пальцах, деревянных перстней с яшмой и красно-фиолетовыми аметистами; бус, спрятанных, за исключением одного амулета, под вышитой тканью платья. Злата сняла старые коричневые башмаки, оставляя ноги в одних носках из серой овечьей шерсти.

– На площади Сходов сейчас выступает управитель, – сообщила, озираясь на закрытую дверь. – Он говорит о крадушах.

Горан провел Злату к столу: усадил, напоил чаем.

– Ты должна понимать, что я не представляю угрозы, – признался, чувствуя себя не собеседником, а соперником.

– Зачем же ты принёс аль? – Злата настойчиво избегала пересечения взглядов. – У чернолесья все с младенчества слышат: они… крадатели душ… Они мерзкие чудовища, – голос её сорвался вздохом отчаяния.

– У срыв-камня ты сотворила жуткие вещи, да, признаюсь. Но чудовище – преувеличение. Правда. Улакач и Тукановы гораздо хуже. Они, – Горан вкрадчиво смягчил тон, – твердят, что видели многоликих.

– Я пришла тебе на помощь! – оскорбленно напомнила гостья. – Такова благодарность?

Горан ответил с возражающим жестом:

– Послушай, Злата, я жил в граде и видел, что крадушей неминуемо настигают гончие и заключают в Гранитном замке.

– И ты! – сердито бросила она. – Ты тоже лишил свободы крадуша!

– Откуда такая осведомленность?

Зелёные глаза сверкнули раскаленными кнопками.

– Где-то месяц назад гончие прибыли из чернолесья. Ездили по Яруге, расспрашивали людей о тебе.

Кудесник склонил голову, оценивая знания гостьи.

– И они не заметили тебя? Гончие Казмера чуют крадуша в многотысячной толпе.

Злата воинственно вздернула подбородок.

– Может, я – исключение? Зачем ты вмешался?

– Рано или поздно они придут за тобой. Разве ты не догадывалась о своём происхождении? – Горан с недоверием осмотрел девчонку.

– Все считают крадушей злобными уродцами. Я встречала гончих несколько раз. Как видишь… – Она провела рукой вдоль невредимой себя.

– Последние полвека ни один крадуш не вырос на свободе старше четырнадцати лет. Тебе сколько? Тринадцать?